Учитель фехтования
Александр Дюма, фрагменты из романа
– Бог ты мой! Что за чудо! – воскликнул Гризье*, увидев меня на пороге фехтовальной залы, где он задержался после ухода наших друзей…
– Дорогой друг, вы должны помочь мне: я в затруднении… Представьте себе, я только что заключил договор со своим издателем, а мне нечего дать ему… Не поделитесь ли вы со мной своими воспоминаниями? Именно вы. Я не раз слышал, как вы рассказывали о своей поездке в Россию… В какие годы вы там были?
– В 1824, 1825 и 1826-м.
– Как раз в наиболее интересное время: конец царствования императора Александра I и восшествие на престол императора Николая I.
– Я был свидетелем похорон первого и коронования второго… У меня в самом деле есть кое-что. Вы терпеливы?
– Вы спрашиваете об этом у человека, который только и делает, что дает уроки.
Он подошел к шкафу и вынул оттуда какую-то толстенную папку.
– Вот то, что вам требуется. …Это путевые записки одного моего коллеги, который был в Петербурге одновременно со мной. Он видел то же, что видел я, и вы можете положиться на него, как на меня самого.
– И вы даете эту рукопись мне?
– В полную собственность.
<…>
Ночь была мягкая и светлая. Можно было легко читать и прекрасно все видеть даже на большом расстоянии. Дневная жара сменилась вечерней прохладой, воздух был насыщен ароматом цветов.
Весь город (Петербург – прим. ред.), казалось, высыпал на набережную. На Неве, против крепости, стоял огромный баркас, на котором было более шестидесяти музыкантов. Вдруг раздались звуки чудесной музыки. Я приказал своим двум гребцам подъехать как можно ближе к этому прекрасному громадному оркестру. Оказалось, что все музыканты играли на рожках.
Впоследствии, когда я ближе познакомился с русским народом, меня перестала удивлять как роговая музыка, так и целые громадные деревянные дома, построенные плотниками с помощью одних только пил и топоров. Но в тот момент я слышал эту музыку впервые и был ею очарован.
Концерт на воде длился далеко за полночь. Уже было около двух часов утра, а я все еще не отъезжал от баркаса, готовый и дальше слушать эту чарующую музыку. Казалось, что концерт давался исключительно для меня и что он больше не повторится. Мне удалось поближе рассмотреть эти музыкальные инструменты. Они оказались обыкновенными рожками, из которых извлекают разнообразные звуки.
Я вернулся в гостиницу, когда уже было светло, в восторге от белой ночи, от превосходной музыки и широкой, как море, реки, отражавшей, подобно зеркалу, все звезды и все фонари.
<…>
Русский народ по природе своей добр, и нет, пожалуй, другой столицы, где грабежи были бы так редки, как в Петербурге. Более того, хотя русский мужик и склонен к воровству, он боится совершить кражу со взломом. Вы можете смело доверить ему запечатанный конверт с деньгами. Даже зная о них, он в целости доставит это письмо по назначению.
Не знаю, был ли вором или нет мой извозчик, но он явно страшился быть обворованным мною: недаром, подъезжая к Таврическому дворцу, он заявил мне, что здесь есть два выхода, а потому я должен дать ему в счет договоренных пяти рублей столько, сколько ему следует за проезд. В Париже я бы с возмущением ответил на такое оскорбление. В Петербурге же мне оставалось только рассмеяться, ибо такие вещи случаются здесь с более высокопоставленными лицами, чем я, и даже они не обижаются на извозчиков.
В самом деле, месяца два тому назад император Александр, по своему обыкновению гуляя пешком по городу, был застигнут дождем. Он взял извозчика и велел ему ехать в Зимний дворец.
Приехав, царь стал искать деньги в карманах и не нашел там ни копейки. Тогда он сказал извозчику:
– Подожди, я вышлю тебе деньги.
– Ну нет, – отвечал извозчик, – шалишь!
– Как это шалишь? – спросил государь удивленно.
– Да так.
– В чем дело?
– Вот что, барин, тут несколько выходов. Сколько раз я ни привозил сюда господ, а они уходили через другие двери и мне ничего не платили.
– Вот как, да ведь это Зимний дворец.
– Да, да, только большие господа, видно, очень беспамятны.
– Почему же ты не жаловался на этих обманщиков? – спросил Александр, которого очень забавляла эта сцена.
– Эх, барин, что же мы можем поделать с господами! С нашим братом, – он указал на свою бороду, – это точно, справиться можно, а с господами, которые бриты, – ничего не поделаешь. Ваше сиятельство, поищите-ка получше у себя в карманах. Авось найдется, чем заплатить.
– Вот что, – сказал Александр, снимая с себя пальто, – возьми мое пальто в залог. Человек вынесет тебе деньги, а ты отдашь ему пальто.
– Что правильно, то правильно, ваша честь!
Спустя несколько минут лакей вынес извозчику сто рублей: император заплатил ему разом и за себя, и за тех, кто ранее обманывал его.
Я дал своему извозчику все пять рублей, довольный тем, что могу оказать ему больше доверия, чем он мне. Правда, я знал его номер, а он моего не знал.
<…>
Я поехал на Невский, рассчитывая погулять там часок, до пяти. Но у Екатерининского канала мне пришлось остановиться, потому что улица была запружена огромной толпой. Такое скопление народа в Петербурге было редчайшим явлением. Поэтому я отпустил извозчика и пошел узнать, в чем дело. Оказалось, что вели в тюрьму какого-то преступника, схваченного самим Горголи, петербургским полицеймейстером. Обстоятельства этого дела настолько интересны, что я хочу рассказать о них подробнее.
Горголи был одним из красивейших мужчин столицы и отважнейших генералов русской армии. По прихоти судьбы некий крупный мошенник был похож на него как две капли воды. Пройдоха решил использовать это сходство: он надел генеральскую форму, серую шинель с большим воротником, какую носил Горголи, достал экипаж и лошадей, в точности похожих на экипаж градоначальника, одел кучера точно так же, как одевался кучер Горголи, и в таком виде явился к богатому купцу на Большую Миллионную улицу.
– Узнаете меня? – спросил он. – Я Горголи, петербургский полицеймейстер.
– Как же, узнаю, ваше превосходительство.
– Мне немедленно нужны двадцать пять тысяч рублей. Не хочу ехать домой, так как дорога каждая минута. Дайте мне, пожалуйста, эту сумму и пожалуйте завтра утром ко мне, чтобы получить ее.
– Ваше превосходительство, – сказал купец, весьма польщенный вниманием полицеймейстера, – быть может, вам угодно больше?
– Э… ну хорошо, дайте тридцать тысяч.
– С удовольствием, ваше превосходительство.
– Мерси! Завтра в девять часов жду вас у себя.
Мошенник тут же садится в свой экипаж и уезжает галопом по направлению к Летнему саду.
На другой день в назначенный час купец является к Горголи, который встречает его со своей обычной предупредительностью и спрашивает, по какому он делу.
Этот вопрос ошеломил купца, который только тут заметил разницу во внешности полицеймейстера и того, кто был у него накануне.
– Ваше превосходительство, – говорит он полицеймейстеру, – помогите, меня обворовали!
И рассказывает об обмане, жертвой которого он стал. Полицеймейстер внимательно выслушивает его, приказывает подать экипаж и надевает свою серую шинель. Затем он велит купцу еще раз во всех подробностях повторить всю историю и лично отправляется ловить мошенника.
Прежде всего Горголи едет на Большую Миллионную улицу и спрашивает будочника:
– Вчера я проезжал здесь в третьем часу дня. Ты видел меня?
– Так точно, ваше превосходительство.
– А видел ты, куда я отправился дальше?
– К Троицкому мосту, ваше превосходительство.
– Хорошо.
Генерал направляется к Троицкому мосту. При въезде на мост он спрашивает у другого будочника:
– Вчера я был здесь в начале четвертого часа. Ты видел меня?
– Видел, ваше превосходительство.
– Куда я держал путь?
– Вы изволили проехать по мосту, ваше превосходительство.
– Хорошо.
Горголи переехал на другую сторону реки и опять спросил у будочника, стоявшего у противоположного конца моста:
– Видел ты меня здесь вчера в половине четвертого?
– Так точно, ваше превосходительство, видел.
– Куда я направлялся?
– На Выборгскую сторону, ваше превосходительство.
– Хорошо.
Горголи едет дальше, решив преследовать преступника до конца. У военного госпиталя он опять спрашивает будочника. Последний направляет его к кабакам. Оттуда он едет по Воскресенскому мосту, Большому проспекту и в последний раз спрашивает будочника:
– Видел ты меня вчера около пяти часов?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Куда я поехал?
– На Екатерининский канал, ваше превосходительство, в дом № 19.
– Я зашел туда?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Видел ты, чтобы я вышел оттуда?
– Никак нет, ваше превосходительство.
– Хорошо. Позови на свое место другого будочника, а сам беги в ближайшую казарму и возвращайся сюда с несколькими вооруженными солдатами.
– Слушаю, ваше превосходительство.
Будочник убежал и минут через десять явился в сопровождении солдат.
Генерал подходит с ними к указанному дому, велит закрыть все выходы, расспрашивает дворника и узнает, что похожий на него человек действительно живет во втором этаже этого дома. Горголи идет туда, стучит, ему не открывают, он приказывает взломать дверь и сталкивается лицом к лицу со своим двойником, который приходит в ужас от этого посещения, причину которого он, конечно, знает, во всем сознается и тут же возвращает все тридцать тысяч рублей.
Мы видим, что в известном отношении Петербург не далеко ушел от Парижа.
Это происшествие, при финале которого я случайно присутствовал, задержало меня минут на двадцать. Еще через двадцать минут я уже мог отправиться к Луизе, что я и сделал. По мере того, как я приближался к ее дому, сердце мое билось все сильнее. А когда я спросил в магазине, можно ли видеть Луизу, голос мой так дрожал, что я должен был дважды повторить свой вопрос.
Луиза ждала меня в будуаре…
Полный текст на litres.ru
*Гризье Огюстен Франсуа (1791–1865) – француз, мастер фехтовального искусства; уехал в Россию, где провел около десяти лет. В конце 1820-х годов возвратился во Францию и открыл школу фехтовального мастерства, общался с А. Дюма и другими писателями. Автор книги «Фехтование и дуэль» (1847), в которой решительно осуждал дуэль. В этой книге Гризье писал: «Дуэль знаменитого поэта Пушкина с его шурином – одно из самых бедственных событий такого рода, известных истории. Жена и дети Пушкина остались лишенными средств к существованию».
Наверх
| 
