Мама каждый год уходила в город
Тюмень в церковь с вдовами, которые верили в Господа Творца. На Рождество Христово, на Троицу
и на Господне Вознесение. Мама говорила: Господь Иисус пошел на небеса и потащил рожь за волоса, чтобы колос был большой, а зерна наливные. А иногда еще ходили на какой-то Великий праздник. Вот только не помню, на какой.
Их, вдовиц, ничто не могло удержать,
даже страх перед тюрьмой. Всем вдовицам было под шесть десятков
лет. Они уже в жизни прошли
через все муки ада, так что их пугали тюрьмой – а они не боялись. И отвечали начальству, что их не надо стращать, что они все в своей
жизни видели. Что они давно не девочки, а уже бабушки, и что они идут в церковь, чтобы помолиться за души погибших сыновей и мужей.
Они, женщины-вдовицы, ходили только пешком. Когда шли, в каждой
деревне их зазывали в избы, чтобы покормить, а если в пути их заставала ночь, то люди давали им приют и чистую постель. И так дождались
победы.
Было море слез и радости, что победили войну. Война прибила почти все взрослое мужское население.
Более двухсот мужчин из нашей деревни забрала война. Вернулось
с войны менее десятка, и те калеки. У кого нет ноги, у кого руки, а у кого руки-ноги есть, но прострелены печень
или легкие, и ни одного
здорового воина.
И женщины, глядя на этих мужчин, уливались слезами и расспрашивали их, не видели ли они их мужей? Может, кто из них закрыл погибшему сыну или мужу очи, когда тот умирал? И такой шел плач бедных жен и матерей, что волосы вставали дыбом.
После победы, в мае месяце
мама ушла в город с Настенькой – ей было уже шесть лет, чтобы окрестить ее в Знаменской церкви. Мама и Настенька в церковь
на крещенье пошли пешком, и когда окрестили Настеньку – домой тоже возвращались пешком. Они были в дороге чуть не десять дней. Но пришли довольные,
и Настенька рассказывала, как красиво в церкви, сколько она видела чудес, когда они шли с мамой
по лесным дорогам, и как их кормили в деревнях добрые люди. Рассказывала, как мама мыла ее и себя то в речушках лесных, то в озерах. Как они ели мед лесных
пчел, найденный мамой на цветущем лесном луге, и какой большой и красивый город, с тротуарами из досок. Настенька рассказала про машину,
которая бежала по улице, и что людей
в городе много.
Рассказа она и про то, как ее в железной высокой посудине мыл дядя в черной длинной одежде. Потом
она еще ела хлебушек
и пила водичку,
которую давал тот дядя, что ее мыл. У него на лице волос много, и на голове тоже длинные волосы,
но он добрый. Потом он нас еще в своем доме кормил и с мамой о чем-то говорил,
а я уснула.
И еще мы к тете Уле ходили, и мама с тетей Улей плакали. У тети Ули много детей, и все девочки. Я потом маму спросила, когда мы пошли домой, кто тетя Уля и почему
мама, с ней обнявшись, плакала. Мама сказала, что она мне родная тетя, нашего батюшки родная сестра,
а девочки – мои сестры, и что их десять. Их отец умер в дороге, когда шел домой и нес от нашей тети Ганны еду, чтобы кормить своих детей.
Старший сын тети Ули погиб на войне, а Витя живой и еще будет служить. Так мама говорила, когда мы шли домой из города.
Я спросила Настеньку, сильно ли она уставала, когда шла. Она ответила,
что они с мамой песни пели, а то говорили. Не знаю, уставала я или нет, но когда я хотела очень спать, то мы заходили в деревню, меня поили молоком и хлебушка давали,
и там, в избе, и спали. Утром нас с мамой кормили, давали хлеба, молока, картошки, яиц и даже сала, и мы шли дальше. Вот так и домой пришли.
Нина Кондратьевна Бибеева,
г. Тюмень
Богомольцы в Дивеевском монастыре. Фото нач. XX в.
Мама каждый год уходила в город
Тюмень в церковь с вдовами, которые верили в Господа Творца. На Рождество Христово, на Троицу
и на Господне Вознесение. Мама говорила: Господь Иисус пошел на небеса и потащил рожь за волоса, чтобы колос был большой, а зерна наливные. А иногда еще ходили на какой-то Великий праздник. Вот только не помню, на какой.
Их, вдовиц, ничто не могло удержать,
даже страх перед тюрьмой. Всем вдовицам было под шесть десятков
лет. Они уже в жизни прошли
через все муки ада, так что их пугали тюрьмой – а они не боялись. И отвечали начальству, что их не надо стращать, что они все в своей
жизни видели. Что они давно не девочки, а уже бабушки, и что они идут в церковь, чтобы помолиться за души погибших сыновей и мужей.
